ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

СВИДЕТЕЛЯ

Прокурор следственной группы - прокурор Петриковского района советник юстиции Таболич С.В., с соблюдением требований ст.ст. 193, 194, 215 – 221 Уголовно-процессуального Кодекса Республики Беларусь (далее - УПК), в помещении дома по адресу: Петриковский район, а.г.Лясковичи, ул.Саши Глушко, д.26, по уголовному делу № 21028030022 по факту совершения нацистскими преступниками, их соучастниками, преступными формированиями в ходе Великой Отечественной Войны и в послевоенный период на территории БССР и других государств геноцида, допросил в качестве свидетеля:

Перед началом допроса свидетелю разъяснено, что в соответствии с частью 2 статьи 21 УПК лицам, не владеющим или недостаточно владеющим языком, на котором ведется уголовный процесс, обеспечивается право устно или письменно делать заявления, давать объяснения на родном языке или на языке, которым они владеют. В этих случаях они вправе бесплатно пользоваться услугами переводчика в порядке, установленном настоящим Кодексом.

В соответствии с частью 4 статьи 20 УПК каждый имеет право в ходе производства по материалам и уголовному делу на юридическую помощь для осуществления и защиты прав и свобод, в том числе право пользоваться в случаях и порядке, предусмотренных настоящим Кодексом, юридической помощью адвокатов и других своих представителей.

В соответствии с требованиями статей 195, 217 УПК свидетелю разъяснены положения статей 193 и 194 УПК, а также его права и обязанности, предусмотренные статьей 60 УПК, в частности свидетель имеет право:

                                                                             _____________________

                                                                                            (подпись)

не свидетельствовать против себя самого, членов своей семьи и близких родственников;

заявлять отвод переводчику, участвующему в его допросе;

собственноручно записывать свои показания в протоколе допроса или удостоверять своей подписью в протоколе следственного или другого процессуального действия правильность записи данных им показаний;

заявлять ходатайства и приносить жалобы на действия органа, ведущего уголовный процесс, в том числе о принятии мер по обеспечению его безопасности, членов семьи, близких родственников и иных лиц, которых он обоснованно считает близкими, а также имущества;

получать возмещение расходов, понесенных при производстве по уголовному делу, и вреда, причиненного действиями органа, ведущего уголовный процесс.

приглашать адвоката для получения юридической помощи при производстве процессуальных действий с его участием.

Свидетель обязан:

являться по вызовам органа, ведущего уголовный процесс;

правдиво сообщить все известное по делу и ответить на поставленные вопросы;

не разглашать сведения об обстоятельствах, ставших известными ему по делу, если он был предупрежден об этом органом уголовного преследования или судом;

подчиняться законным распоряжениям органа, ведущего уголовный процесс.

Свидетель не может быть принудительно подвергнут экспертизе.

За разглашение данных предварительного расследования или закрытого судебного заседания без разрешения органа, ведущего уголовный процесс, свидетель несет ответственность в соответствии со статьей 407 Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее - УК).

За отказ либо уклонение от дачи показаний (за исключением показаний в отношении самого себя, членов своей семьи и близких родственников) или за дачу заведомо ложных показаний свидетель несет ответственность в соответствии со статьями 401 и 402 УК.

                                                                              _____________________

                                                                                                  (подпись)

Перед началом допроса свидетель заявил(а), что разъясненные ему (ей) права и обязанности понятны, показания желает давать на русском языке, в услугах переводчика не нуждается, в услугах адвоката не нуждается.                                                                              

Содержание статьи 27 Конституции Республики Беларусь о том, что никто не должен принуждаться к даче показаний и объяснений против самого себя, членов своей семьи, близких родственников мне разъяснена и понятна, показания давать на русском языке.                                                                                     

                                                                              _____________________

                                                                                               (подпись)

Свидетель предупрежден об уголовной ответственности за отказ либо уклонение от дачи показаний (за исключением показаний в отношении самого себя и близких родственников) или за дачу заведомо ложных показаний по статьям 401 и 402 УК, а также за разглашение данных предварительного расследования, ставших известными ему по делу, по статье 407 УК.                                                                       

                                                                              _____________________

                                                                                               (подпись)    

До начала допроса в соответствии со ст.219 УПК Республики Беларусь свидетель уведомлен о применении звуковидеозаписи с использованием цифровой видеокамеры «Canon FH R806» на флеш-карту 128 гигабайт, с которой видеозапись будет перенесена на СД-диск. Звуко-видеозапись ведется в помещении – жилом доме, при смешанном освещении.

                                                                               ____________________

                                                                                               (подпись)     

По существу заданных вопросов свидетель показал следующее:

Вопрос прокурора: - Сколько в Вашей семье было человек?

Ответ свидетеля: - Я родилась в а.г.Лясковичи. На тот момент были отец, мать, я и брат. Отец – Туровец Дмитрий Иванович, мать – Туровец Ольга Андреевна и брат – Туровец Степан Дмитриевич. Моя девичья фамилия – Туровец. Брат старше, он с 1926 года.

Вопрос прокурора: - Где Вы проживали, когда началась Великая Отечественная война?

Ответ свидетеля: - В Лясковичах, а брат учился в г.Мозырь в педучилище на втором курсе. Ему было 16 лет. Хотел воевать идти, но дошел до г.Петрикова, но там уже группу организовали и его отправили назад в Лясковичи. Мы проживали в частном доме. Когда началась война, мне было 6 лет.

Вопрос прокурора: - Помните ли Вы обстоятельства, когда немцы пришли в Лясковичи?

Ответ свидетеля: - Когда они пришли, я уже не знаю, потому что мы были в лесу. Ушли в лес, потому что говорили, что убивают. Не знаю, как вся деревня ушла или нет, но нас много было. И коров, и лошадей забрали своих, все и ушли, как тогда называли «в партизаны». То есть мы пошли в лес, когда немцы еще не дошли до Ляскович. В лесу были всей семьей. И были в лесу, пока холодно не стало. Говорят, что немцы пришли и особо не зверствуют, и мы вернулись назад. В нашем доме уже жили немцы. Нам была отведена только печь. То есть мы пришли в свой дом.   

Вопрос прокурора: - Вы не помните, в каком месяце и году пришли немцы?  

Ответ свидетеля: - Не могу сказать, маленькая была. Вот когда мы пришли с лесу, то было холодно. А вот, когда они пришли в деревню, я этого не помню. Если бы я их видела, а так не видела, и увидела немцев только тогда, когда пришли с леса. Когда мы пришли в деревню, все дома были заняты немцами. Кого-то отправили к родственникам. Но так, как у нас было две большие комнаты, то они спали на наших кроватях, а нам была одна печь, потому что они даже спали на полу. Сколько точно было немцев в нашем доме, не могу сказать, но мне казалось, что много. А сколько 10 или 15, знаете в таком возрасте трудно сказать.

Вопрос прокурора: - Как себя вели немцы, когда находились в Лясковичах?

Ответ свидетеля: - Мы их очень боялись, поэтому лично я старалась их избегать. Они забирали коров, где-то там, наверное, убивали или что. Потому что и куры, и все, что было съедобное, они все забирали. И родственники делились между собой. Сказать, что они к нам относились очень хорошо, то я не могу сказать. Но никак. Но я знаю, очень хорошо знаю, что остались у нас здесь партизаны и кто-то вернулся, а мужчины некоторые там остались. И иногда партизаны заходили в Лясковичи, чтобы покушать или что. И немцы говорили так, что если партизаны будут ходить сюда, то они всех мужчин, которые здесь остались, сожгут. И правда их и собрали в церкви, то есть всех мужчин. Но женщины, есть женщины. Где у кого, что осталось, у кого яйца или что и пошли к, их раньше называли мадярами. Ну, и женщины уже пошли, уже начали целовать руки и ноги немцам, и просили отпустить мужчин, и они отпустили. И тогда мужчины уже старались… Отец мой вообще в окопе сидел и дома вообще не показывался, когда немцы пришли. Потом они уезжали, а потом возвращались. Потому что я знаю, что они вот куда-то пошли, а потом на ночь только возвращаются. Отец был вместе с нами.

Вопрос прокурора: - Вот Вы говорите, что мужчин в церковь загнали, а кого-нибудь расстреливали?  

Ответ свидетеля: -  Никого не расстреляли. Потому что я говорила, что сразу же все женщины, всем селом, все дети и все. Кто падал на колени, а молодые женщины пытались обнять и поцеловать, и они отпустили.  

Вопрос прокурора: - На чем немцы приехали в Лясковичи?  

Ответ свидетеля: -  Без понятия, потому что, когда они въезжали в Лясковичи, нас не было. И на чем передвигались немцы, я не могу ответить, этого я не помню.

Вопрос прокурора: - Какая у них была форма?

Ответ свидетеля: -  Ну, форму я помню. Такая, как в кинофильмах снимали, такая и форма у них была. Типа зеленая. Помню, что они через плечо носили что-то завязанное, я не знаю, как по-армейски это называется.

Вопрос прокурора: - Может быть к каким-нибудь воинским формированиям, Эссес?  

Ответ свидетеля: -  Не было, вроде. Разговора не было. Больше с немцами был дед моего мужа. Он когда-то служил, воевал. Не знаю, какая-то была война, и он общался с немцами. То он сначала не говорил, что знает немецкий. Иногда они что-то говорили, а дед всегда внука предупреждал, чтобы тот не им ничего не говори, потому что они все понимают. А потом нас забрали.

Вопрос прокурора: - А полицаи были?  

Ответ свидетеля: -  У нас был один Игорь, я его фамилию не знаю. А может быть еще и с ним был кто-то, но я его одного запоминала. Он тоже из Петриковского района. Он всегда на лошади. Говорили, что он и партизанов убивал.  Но его лично я не знаю. Родители спрятали «пожитки». У мамы моей было шестеро детей, трое умерло за две недели. А потом еще одна дочь родилась и та умерла. Так она нас очень жалела. Поэтому и ткала пастилки, ручники, одеяла, все. Немцы все это забрали. Велосипед был, не знаю, зачем им тот велосипед был. Гармошка была, забрали. Машинка швейная была, мама шила, так тоже забрали.  

Вопрос прокурора: - Когда немцы находились здесь, являлись ли Вы очевидцем расстрелов, сожжения?  

Ответ свидетеля: -  Я только знаю, что у нас была девочка, она и похоронена с отцом. Саша Глушко, в честь ее и наша улица названа. То они убили. Они ехали с Пилипонов, а она, вроде как была связная, хотя она и не очень взрослая была. Я этот день очень хорошо помню. Говорят, что ехали и расстреляли и отца, и девочку. А дети любопытные. А тетя моя дальше, за кладбищем жила, и она сказала, что их привезут, и вы посмотрите. Так вот я, как посмотрела, она вся в крови была. Я так испугалась, что до взрослого времени, не могла смотреть на умерших людей. Она, видно, что была неживая, потому что если бы была жива, то ее куда-то, может быть, повезли. Видно, они ее застрелили. Было еще тепло, и это было еще в 1941 году или в 1942 году. Но не холодно было. Убили и ее, и отца. Они возом ехали и их убили. Убили, наверное, из-за того, что она была связной и кто-то видно доложил или что. Так говорили постарше люди. Сколько ей на тот момент было лет, не могу сказать. Где-то у меня были ее и данные. Но звали ее Саша Глушко. У нас и отряд назывался Саша Глушко, тогда еще и пионеры были. Так вот, отряд в нашей Лясковичской школе назывался в честь ее. Она похоронена у нас на кладбище. Могила и ухаживается, и памятник есть. Она только похоронена, а вот отца, я что-то не знаю. Может отца забрали куда-то потом. Я именно помню эту девочку.   

Вопрос прокурора: - Дома сжигали?  

Ответ свидетеля: - У нас в Лясковичах только велась перестрелка. Это когда-то у моего деда два сына «имели» образование, врачами были. Он им построил дом в центре деревни. Правда, брат не жил, у него жена была. То они тут стреляли, и снаряд попал в этот дом и моего зятя, родителей дом попал. Два дома сгорело. А так, я не знаю. Но массового расстрела или сжигания не было, но и нас не было все время. Но разговоров таких не было.

 Вопрос прокурора: - А другие формирования, например, бандеровцы или прибалтийцы были в этих краях?  

Ответ свидетеля: - Кто бандеровец, кто немец, в таком возрасте, все равно.

Вопрос прокурора: - Как Вы попали в лагерь? Куда Вы попали? Где Вы находись?  

Ответ свидетеля: - Мы в Дрездоне в лагере были. Нас забрали, ничего не говорили. У нас ничего не было, вот только, что одеть и, наверное, сказали взять хлеба кого-то покушать. Немцы приводили, забирали. Кого и как они намечали, я не знаю. Потому что у меня была тетя и мама боялась за мою жизнь, что нас где-то расстреляют. И она просила нас все забрать. Я хоть и осталась, а потом слышу: - «Я хоть и погибну», потому что у них список есть, кто там есть, а кого нет. Я побежала быстрее и все. Нас всех забрали, всю семью. То есть мать, отца и брата, но его у нас скоро отняли. Мы еще, наверное, только попали в Дрездонь, потому что в Дрездоне у нас такая первая остановка была. Это было в Германии. Везли нас на товарняке, а до поезда – грузовой машиной. А с какой станции нас везли, наверное, с Муляроки, так как там станция была. Это я так думаю. В общем, как садились мы в тот поезд, и, как и что, я этого не знаю. Я только знаю одно, это то, что нас оттуда никуда не выпускали. Там и туалет был и все. Спали мы, как и где кому приходилось. Мать все время стояла, отец на корточках. Людей в вагонах было много. Нас никто не кормил, что взяли, там и делились хлебом, сухарями. Помню, что был лагерь для военнопленных, там французы были, итальянцы и русские. Они были за решеткой. Это было в Дрездоне. И был склад цементный или что, и там тоже было очень много людей. На полу, все. Там уже и кормили. И я очень хорошо помню, что давали суп из бруквы. То есть это были как бураки, только белого цвета и сладковатые. Хлеб уже тогда резали машиной, тонюсенький и маленький. Я знаю, что мы втроем становились, но не вместе, а так, что кто первый, то одна вода достанется, кто-то в средине – то еще что-то и попадет. И все ожидали, чтобы горбушечка попала, потому что она была чуть-чуть больше. Об этом неприятно говорить, но все были вшивые. А у меня был платок такой и на нем висели ниточки такие, то он был весь белый от гнид. Условия содержания страшные. Но, что мне запомнилось, так это, что с этого кусочка хлеба, который нам давали, а мы же дети, любопытные. И были не только мы из детей, были и другие дети, было много Анисковцов. Так мы бегали и знали, где находятся русские и через отверстие передавали им кусочек хлеба. Нам, наверное, от себя родители немного давали, а мы уже передавали русским. Лагерь находился за колючей проволокою, мы никуда не выходили. За одной за колючей проволокою находились военнопленные, они от нас были отдельно. А мы были отдельно. Я помню, что было очень холодно, я все время мерзла. Родители уже, как могли, укрывали нас и все. В Дрездоне брата от нас забрали, и он попал в концлагерь на военный завод. Мы там долго были, наверное, недели две. Были в каком-то сарае, не сарае, а каком-то большом сооружении. Там даже, мне кажется, окон не было. Там ничего не отапливалось, и был цементный пол.

Вопрос прокурора: - Что Вы там делали?  

Ответ свидетеля: - Этого я не знаю. Может они справки какие-то брали. В лагере пока были, никого не привлекали к работам, ни родителей, никого. Потом уже на лошадях приехали, забрали нас и повезли в Дрездоне на вокзал. Но перед вокзалом, там было тоже здание такое. И они всем сказали, чтобы обувь отдельно положили. Всех нас наголо раздели, всех постригли. Одежду нашу продезинфицировали, и мы поехали до Лейцега, именно вот мы, про других не знаю. И там уже снова были какие-то бараки и там уже вот приезжали, родителей забирали. Я не знаю, сколько- то было по времени, но родителей приезжали и забирали на работу утром, а дети оставались там. И к нам приходили, говорили, что это были врачи, смотрят здоровые мы или не здоровые. Но то, что они делали укол нам и брали кровь, это я отлично помню. Именно у детей брали кровь, потому что родителей не было. Там какие-то оставались женщины, но это уже были какие-то немецкие в этом лагере. Вот там мы уже были, наверное, месяцев два. И они постоянно как-то приезжали, приезжали, уходили. И уколы какие-то давали. Вот это точно было. И кровь брали. Находились мы там с родителями. Но я же говорю, что как только мы туда приехали, их сразу куда-то утром возили. Но куда, я даже не знаю. Я не знаю, на каких работах они были, потому что мы эту тему вообще не обсуждали. Ну, а потом уже приезжали бауэри и выбирали себе людей.

Вопрос прокурора: - Кто такой бауэр?  

Ответ свидетеля: - Ну, как сказать. Были помещики, а это рангом ниже, то есть они имели свое хозяйство. У них были коровы, лошади, куры, утки, выгребная яма. Нас поселили на втором этаже, комнатка эта не отапливалась. Мы там были втроем отец, мать и я. Брата не было. Что я еще запомнила, это то, что некоторые свою обувь, когда сказали, чтобы поставили в угол. Они решили, чтобы она не пропала в свои «пожиточки» увернуть. А там высокая температура и эта обувь «скорежилась». И они не могли ее уже одеть и им давали что-то на ноги одевать.

Вопрос прокурора: - Одежду Вам давали?  

Ответ свидетеля: - Никакой, в той, что приехали. Уже попозже. У хозяина была девочка старше на два года. Так мне давали какие-то недоносочки. Там еще и по-соседству была девочка, но там тоже были бауэры и были просто жители, которые просто снимали дома, у них ничего своего не было. Но те были более доброжелательные, а эти не очень. Кормили скудно. Лучше было тем, кто попал к помещику, так, те давали на дом. Они там сами отдельно жили и готовили. Я дружила с девочкой с Витебска. Я научилась быстро говорить по-немецки. Мы приехали и у нас были юбки, назывались саяны. И они смотрели на нас как неизвестно на кого. Но у них была яма, я ее не переносила. Яма выгребная. Я сидела почти все время взаперти. Они испугались, что я чем-то больна. Потому что как только я выйду, у меня сразу же начиналась рвота. Мне уже был седьмой год, мне поручили обязанность такую: подковы носить, сбрую металлическую в кузницу. Мне сделали такой рюкзак, я это носила в кузницу, там кузнецы что-то делали, и я это приносила назад. А сбрую кожаную в городок Грима носила пешком. А по весне, у них все было в зданиях. Зимой было очень холодно.

Вопрос прокурора: - Во сколько Вас на работу поднимали?  

Ответ свидетеля: - Поднимали в пять часов утра и до 00.00 вечера. Это я прекрасно помню. С нами был еще один француз и одна украинка. Они молодые еще были. И у этого бауэра никого не было. У них подвалы были и весной их затапливало. Они выносили оттуда воду, это была у них обязанность. Следили за коровами, мама доила вручную. Какой-то определенной обязанности не было, делали все по хозяйству. А летом, у них был булыжник во дворе, и там была трава. И вот я одна на коленках ее убирала. Вырастает трава, и снова выковыриваю.

Вопрос прокурора: - Как кормили? Сколько раз?  

Ответ свидетеля: - Хозяйка на кухню нанимала с немцев кого-то, они там готовили. И определенную порцию давали отцу, так как он был высокий, так ему немного больше давали порцию, маме меньше и молодым, и последней мне. Кормили три раза на день. Но как, два раза кормили, а третий уже был ужин, типа как перекус, без жидкого, без ничего. Но там тоже варили эту брукву. Но кормили как-то не очень.

Вопрос прокурора: - Контроль со стороны немцев был за Вами или только со стороны этого бауэра?  

Ответ свидетеля: - Поля у них были недалеко от дома, и он был дома, и просвечивалось, было видно, кто как работает. Мама моя была очень порядочная женщина, сил у нее особо не было, так как она столько детей потеряла, но она работала. А Грипина всегда просиживала, всегда. Франц этот пытался что-то сваровать и все, то они его очень били.  Это тот поляк, а я на него ранее говорила, что он француз, извиняюсь. Это был поляк, а звали его Франц. Его бьют, а он кричит на польском языке, что немец поляку будет боты чистить.

Вопрос прокурора: - Наказывали за какую-либо провинность?  

Ответ свидетеля: - Я же и говорю, что поляка били. Грипину тоже били за то, что она не работает. Грипина это украинка, которая с нами была. Они в другой комнате жили, а мы втроем вместе были. А мама выполняла все, что надо было, так как я была. Но нас не трогали, так как и мать, и отец выполняли свою работу. Они могли голос повысить и все. Отец был крепкий такой, и он работал. У них был стимул – я. Степу забрали, и не известно было, будет он жив или не будет жив. Это когда уже немцы стали отступать, это тогда уже он нам прислал письмо, где он.

Вопрос прокурора: - Медицинскую помощь оказывали какую-нибудь?  

Ответ свидетеля: - Никакой. Болел, значит болел. Кашлял, значит кашлял. Мама болела, даже очень. Мыться нам ничего не предоставляли. Мы мылись в коровнике. Вечером просили, чтобы нам разрешили набрать воды и помыться.

Вопрос прокурора: - Вы не помните фамилий бауэров?  

Ответ свидетеля: - Не знаю, без понятия. Знаю, что девочка звалась Зийклинда, эта дочка. Она в школу ходила. Пыталась и меня что-то научить, так как я же в школу не ходила. Она меня начала бить, а я сказала, что мне не нужен ее язык. Она меня причем «добра била». Но иногда даже и «подруживали» с ней, дети есть дети. А соседний бауэр был, он был более бедный. И они ходили в костюмчиках, они друг с другом общались.

Вопрос прокурора: - Кто с Вами был с Ляскович, кого Вы знаете и в настоящее время еще живой?  

Ответ свидетеля: - С Ляскович знаю что были, был и сосед наш, их вся семья была. Два хлопца были Побыловские. Но у них уже и родители, и они умерли. И вот этот Побыловский, он был в том же лагере с моим братом. И еще был Дорошевич, Пинчук и был Середа в том же концлагере. Их уже нет никого в живых. А вот кто остался в живых, не знаю. Все, кто был в концлагере, они долго не жили. Один Середа до старости дожил.

Вопрос прокурора: - Как к Вам относились немцы в лагере Лейбцеге?  

Ответ свидетеля: - Я даже не знаю как, без понятия. Я же говорю, что отдельно были. К нам только ежедневно приходили, и какие-то манипуляции делали над нами.  Кровь точно брали. Мы говорили родителям, что нас лечат, ну, дети. Но родителей в то время с нами не было, именно когда брали кровь. А после этого лагеря только потом забрали к бауэру.

Вопрос прокурора: - Сколько вы находились у этого бауэра?  

Ответ свидетеля: - Точно по годам не могу сказать, но нас забрали то ли в конце 1942 года, то ли в начале 1943 года. И мы там были, пока не закончилась война. Мой отец очень хорошо играл. А нас освободили американцы. Брат приехал уже к нам, я его не узнала. У него была только кожа и кости. Они были в таких условиях, спали по два, три часа. Все время работали и постоянно над ними ходили надзиратели. И вот один раз мой брат что-то делал, он вообще ничего не рассказывал о лагере, только вот этот случай. Он сказал только не о чем говорить. Так вот один раз он просто упал и уснул. Хлопцы его пробовали будить, но никак. Пол тоже был цементный, они тоже там и спали. Тогда лист жести принесли и буквально рядышком с ним бросили, а мой брат, как спал, так и спал. Вот его и побили. Там уже били. Но били так, чтобы еще и работал. Но не наказали так, потому что видели, что действительно спал.

Вопрос прокурора: - Каким образом Вы возвращались с лагеря?  

Ответ свидетеля: - Как обнаружили русские, что отец играет? Потому что там была речка Мульда, это было около километров пять от нашей деревни. Потому что в нашей деревне Гольдштат, там были американцы. Мы туда к ним ходили бычки собирать, то есть окурочки хлопцам. Они все здоровые, полные и куда наши солдаты? И обнаружили, что мой отец играет. А война уже прошла. Это было в 1945 году. И вот они каждый вечер приезжали уазиком, забирали его, и он им там до утра играл. Играл русским, которые за рекой Мульда были. Ну и что, надо работать. Хозяин: «Дмитрий, нужно работать», а он отвечал, что какая работа, я уже отработал. И он уже ни одного дня не пошел на работу. Это бауэр заставлял работать. А отец просил меня перевести ему, что он больше на него работать не будет. Это когда русские пришли. А хозяин отвечал, посмотрим что будет, или ты или я.  И вот пока мы доехали, отец русским все там играл. И так получилось, что не далеко от нас было две семьи Побыловские и Середа у бауэров. И русские из добрых побуждений, бауэра давали лошади, чтобы погрузить три семьи, одежду и эти лошади потом вернули назад. А русские сказали отцу, что он им так хорошо играл, поэтому вы едьте до самого дома на лошадях. Вам огромное спасибо скажут, потому что там все разрушено. И мы ехали до самой Польши на лошади. Один был воз и три семьи. Это там было трое детей, у другого - двое детей, и нас двое. Но только я могла на возу посидеть. Где-то заходили в деревню, что-то там. В одной деревне ночевали, там эсесовцы были, и мы еле оттуда убежали уже. Уже русские заняли, а они в подвале, и нам подсказали, что там эсесовцы прятались. И мы тихонечко, но поляки умные, выпустят они, сказали, что им лошадь надо. Забрали воз и лошадей у нас. И так мы и не доехали. Это на территории  Польши было. Потому что Германию мы проехали до самой Польши. Потом мы до станции доехали, но это было где-то возле нас. Но я тогда была маленькая, 10 лет мне было, когда закончилась война. Отношение поляков было нехорошим. А с этой Грипиной так вообще. Такая и она была, но они за это и получали. Там потом какие-то оказались немцы, ну, в общем, беженцы, и они их разместили. Еще одна комната была и там какие-то пожитки. Может, они и сами их забрали, но свернули на этого Франца, что это он забрал. Ой, я думала, что они его убьют. Вот куда этот Франц мог деть те пожитки. Сам бауэр был молодой, у них были бабушка и дедушка, у них детей не было, этот был приемный. Но, видно, он в армии не был, потому что родители замечали, что он появлялся дома. Но мы снова были в лагере, я только не знаю, на какой территории  он размещался. Когда нас кого, в каком направлении, там же Гомельская область, Витебская область, то там тоже. Туалет тоже был на улице. Такая нечистота была. Это было на территории Германии, под открытым небом. Это уже другой лагерь был.

Вопрос прокурора: - Когда Вы приехали в Лясковичи, дом Ваш целый остался?  

Ответ свидетеля: - Да, дом целым остался. Жили мы, не знаю почему, с маминой двоюродной сестрой с детьми. Хотя у них и свой дом был. У моего деда было девять детей. Он сам двадцать пять год отслужил в армии. Имел Георгиевский крест. И платили ему государственную пенсию и даже подарили ему землю пожизненно. Ранен он был. Два брата, один был военный, капитан, военный доктор. Ехали с бала, он снял шинель, отдал барышне. Сам простыл и от туберкулеза умер, а остальные все прожили.

Вопрос прокурора: - Что стало с полицаем по имени Игорь?  

Ответ свидетеля: - Уже когда мы приехали, и нам интересно было, что ж. Ну, он такой жестокий был и Лясковцов бил и сдавал их, и все, все, все. Я его настолько помню, сам высокий и на лошади был. Так сказали, что партизаны его поймали, наклонили березы и к одной березе привязали одну ногу, а к другой березе привязали другую ногу, а потом отпустили березки и его вот так вот разорвало. Но это точно было. Из полицаев я знаю только его. Но таких, чтобы у нас в Лясковичах, ходили с белыми полосками, я не знаю. А Игорь ходил с белой полоской на рукаве.

Звуковидеозапись приостановлена в 14 часов 23 минуты для просмотра следственного  действия.

Звуковидеозапись возобновлена в 15 часов 15 минут после её просмотра. 

Вопрос прокурора: - Есть ли у вас заявления, ходатайства по поводу содержания видеозаписи, имеются ли у вас какие-либо дополнения, уточнения?

Ответ свидетеля: заявлений, замечаний, ходатайств не имеется.

Звуковидеозапись прекращается для оформления протокола допроса на бумажный носитель в соответствии с требованиями ст.193 УПК Республики Беларусь, следственное действие объявляется оконченным.

Время прекращения видеозаписи 15 часов 15 мин.